Директор ответил не сразу, сделав вид, что раздумывает. Окончательное решение по тому или иному вопросу принималось всеми членами совета, но его мнение зачастую имело решающее значение.
— Сомневаюсь, что Ребекка Уэллс может позволить себе наши услуги, — сказал он наконец.
— Разумеется, вы правы, — согласился Роден. — Но в данном случае наши финансовые затраты можно рассматривать как инвестиции. В конце концов успех операции выгоден и нам.
Директор повернулся к Пикассо, который, похоже, был не в восторге от предложения Родена.
— По причинам вполне очевидным я не могу поддержать такую операцию. Одно дело — оказать помощь протестантской группировке и совсем другое непосредственное участие в подготовке убийства американского дипломата.
— Понимаю, вы в трудном положении, — кивнул Директор. — Но вам с самого начала было известно, что некоторые действия нашей организации могут противоречить вашим узковедомственным интересам. Дух сотрудничества требует от всех нас одинаковых жертв.
— Я понимаю.
— И если исполнительный совет примет решение содействовать усилиям Ребекки Уэллс, вы не можете предпринимать каких-либо мер, которые шли бы вразрез с общей волей.
— Вы можете на меня положиться.
— Очень хорошо, — сказал Директор и обвел собравшихся взглядом. — Прошу голосовать.
Собрание закончилось на рассвете. Члены исполнительного совета один за другим уезжали с виллы. Пикассо задержался, чтобы поговорить с Директором наедине.
— Насколько я понимаю, — произнес Директор, наблюдая за поднимающимся над горизонтом солнцем, — в Хартли-Холле группе Гэвина Спенсера устроили ловушку, не так ли?
— Да, наша служба добилась большого успеха. Теперь наши хулители уже не смогут утверждать, что мы утратили позиции в нынешнем мире. — Пикассо помолчал, затем осторожно добавил: — Именно такие результаты, полагаю, и являются целью этой организации.
— Разумеется. — Директор позволил себе улыбнуться. — Вы имели полное право предпринимать любые действия против Бригады Освобождения Ольстера, если это отвечало вашим интересам. Но теперь Общество решило оказать содействие Бригаде в выполнении совершенно конкретной задачи — ликвидации посла Дугласа Кэннона, — и вы обязаны не только не противодействовать, но и оказывать нам посильную помощь.
— Понимаю.
— Я уже сейчас могу конкретизировать вашу задачу.
— Слушаю вас, Директор.
— Думаю, мы поручим дело Октябрю. Майкл Осборн, похоже, поставил своей целью найти его и уничтожить.
— У него есть для этого все основания.
— Из-за Сары Рэндольф?
— Да.
Директор неодобрительно покачал головой.
— Жаль. Осборн — талантливый контрразведчик. Фиксация на прошлом, стремление отомстить — это контрпродуктивно. Неужели он не понимает, что Октябрь не имел ничего против него лично? Неужели он так и не научился разграничивать личное и профессиональное?
— Боюсь, такое понимание придет к нему нескоро.
— Мне стало известно, что Осборну поручены поиски Октября.
— Так и есть.
— Возможно, для всех будет лучше, если ему дадут другое задание, если его энергия будет направлена в иное русло. Не сомневаюсь, что офицер такого неоспоримого таланта и выдающихся способностей принесет пользу на любом поприще.
— Полностью с вами согласна.
Директор осторожно откашлялся.
— Возможно также, что еще более предпочтительным вариантом стало бы полное отстранение Осборна от дел. В прошлый раз, в случае с самолетом «Трансатлантик», он подобрался к нам слишком близко. Боюсь, оставляя его в живых, мы позволяем себе неоправданный риск.
— У меня нет возражений.
— Очень хорошо, — сказал Директор. — Значит, договорились.
Дафне хотелось погреться на солнышке, и Директор нехотя согласился отложить возвращение в дождливый Лондон и провести еще один день на Миконосе. Девушка лежала на террасе, подставив солнечным лучам свое длинное смуглое тело. Директор не уставал восхищаться ею. Он давно потерял способность заниматься сексом — наверное, сказались долгие годы напряжения, лжи, измен, — поэтому любовался Дафной так, как почитатель искусства любуется картиной или статуей. Она была самым ценным экземпляром его коллекции.
Будучи по натуре человеком беспокойным и энергичным — этому никак не соответствовала его флегматичная внешность, — он быстро устал от солнца и морского воздуха, а оставаясь в душе оперативником, уже к вечеру почувствовал, что должен вернуться к делам. Они уехали с виллы на закате и направились в аэропорт Миконоса. В тот же вечер, уже после того, как самолет Директора покинул воздушное пространство Греции, белоснежную виллу на мысе Маврос потрясла серия взрывов.
Первым на место происшествия прибыл Ставрос, агент по недвижимости. Вызвав по сотовому пожарную бригаду, он долго стоял в стороне, с грустью наблюдая за тем, как огонь уничтожает виллу. Мсье Делярош перед отъездом дал ему свой номер в Париже. Ставрос позвонил, приготовившись огорчить клиента печальной новостью, но после первого гудка ему ответил механический голос. Ставрос немного понимал французский и понял, что номер не обслуживается.
Он постоял еще немного, глядя на безуспешные попытки пожарных справиться с огненной стихией, потом сел в машину, вернулся в Ано Мера и направился в таверну. Собравшиеся там, как обычно, пили вино и ели оливки с хлебом. Ставрос поделился с ними своим горем.
— Этот парень, Делярош, был какой-то странный, — добавил он в заключение рассказа и, нахмурившись, посмотрел в стакан с узо. — Я понял это сразу, как только его увидел.