— Я так по тебе скучала. — Она обняла его. — Я виновата перед тобой. Пожалуйста, прости.
— За что? — спросил Майкл, целуя ее в лоб.
— За то, что я была такой стервой.
Она стиснула мужа в объятиях, и он застонал. Элизабет отпрянула, растерянно посмотрела на него и, взяв за руку, потянула под освещенное окно.
— О, Господи. Что с тобой случилось?
Лондон — Миконос — Афины
Через неделю после того, как Майкл Осборн улетел из Лондона, к георгианскому особняку в Сент-Джонс-Вуд подъехал серебристый «ягуар», на заднем сидении которого сидел Директор. Это был невысокого роста, хрупкий на вид мужчина, с поседевшими песочными волосами и глазами цвета стылой воды. Жил он один, если не считать телохранителя и молодой женщины по имени Дафна, исполнявшей, помимо прочих, обязанности секретарши. Водитель, бывший спецназовец из элитного подразделения САС, вышел из машины первым и открыл заднюю дверцу.
Дафна уже стояла у двери, спасаясь от проливного дождя под большим черным зонтом. Она всегда выглядела так, будто только что вернулась из тропиков. Высокая, с кожей цвета карамели и длинными, падающими на плечи каштановыми волосам, Дафна вполне могла бы быть моделью.
Девушка встретила шефа у машины, прикрыла зонтом и сопроводила до входа, следя за тем, чтобы на него не упало ни капли дождя. Директор был подвержен простудным заболеваниям, и сырая английская зима представляла для него примерно такую же опасность, как минное поле для человека, идущего по нему без карты.
— Пикассо на защищенной линии из Вашингтона, — сказала Дафна. Директор потратил несколько тысяч долларов на логопедов, чтобы очистить ее речь от певучего ямайского акцента, и теперь секретарша говорила голосом диктора Би-Би-Си.
— Ответишь сам или мне попросить ее перезвонить попозже?
— Я возьму.
Директор прошел в кабинет, нажал мигающую зеленым кнопку на аппарате и снял трубку. Несколько минут он молча слушал, потом негромко произнес несколько слов.
— Все в порядке, милый? — спросила Дафна, когда Директор положил трубку.
— Завтра утром вылетаем в Миконос. Боюсь у нашего мсье Деляроша могут быть серьезные проблемы.
Когда самолет компании «Айленд Эйр» с Директором и Дафной на борту совершил посадку на аэродроме Миконоса, там, в отличие от Лондона, было тепло и солнечно. Зарегистрировавшись в отеле в Коре, они прогулялись по набережной до нужного кафе. Делярош сидел за столиком с видом на бухту. На нем были шорты цвета хаки и рубашка-безрукавка. На пальцах остались следы от черной и красной краски. Директор пожал ему руку — со стороны могло показаться, что он проверяет пульс, — после чего достал из нагрудного кармана пиджака белый хлопчатобумажный платок и тщательно вытер ладонь.
— Все в порядке? — негромко осведомился Директор.
Делярош кивнул.
— Тогда, может быть, проедем на вашу виллу? Мне бы хотелось посмотреть, что вы с ней сделали.
На мыс Маврос Делярош доставил гостей в побитом «вольво»-универсале. В багажном отделении дребезжали мольберт, кисти и полотна. Директор сидел впереди, вцепившись в подлокотники и прикрывая глаза на каждом повороте узкой дороги. Дафна устроилась сзади, подставив лицо врывающемуся в открытое окно ветру.
Ужинали на террасе. Потом Дафна извинилась и, оставив мужчин, растянулась на шезлонге.
— Поздравляю. Вы отлично справились с делом Ахмеда Хусейна. — Директор поднял бокал с красным вином.
Делярош не ответил. Убийства не доставляли ему никакого удовольствия — если он что-то и чувствовал, то лишь удовлетворение от профессионально выполненной работы. Делярош не считал себя убийцей — он был киллером, наемником. Настоящие убийцы — те, приказывает убивать. Киллер всего лишь инструмент.
— Заказчики довольны, — продолжал Директор сухим, как шелест опавших листьев, голосом. — Смерть Хусейна вызвала именно тот эффект, на который мы рассчитывали. Тем не менее возникла небольшая проблема, имеющая к вам непосредственное отношение.
В затылок словно дохнуло жаром. На протяжении всей своей карьеры Делярош самым тщательным образом заботился о личной безопасности. Большинство его коллег регулярно подвергали себя пластическим операциям, кардинально меняя внешность. Делярош поступал иначе: из числа тех, кто знал, чем он действительно зарабатывает на жизнь, лишь несколько видели его лицо. Фотографируясь на паспорт, он в каждом случае слегка менял внешность, а бывая в аэропортах или на железнодорожных вокзалах, всегда надевал шляпу и темные очки, чтобы спрятать лицо от камер наблюдения. И все же, несмотря на все ухищрения, ЦРУ знало о его существовании и собрало на него весьма увесистое досье.
— Что за проблема?
— ЦРУ объявило вас в международный розыск. Информация передана Интерполу и дружественным спецслужбам. На всех пунктах паспортного контроля есть теперь вот это.
Директор достал из кармана пиджака сложенный вдвое лист и протянул Делярошу. Развернув его, киллер увидел свой собственный портрет. Составленный по описанию фоторобот практически не отличался от фотографии — по-видимому, специалисты ЦРУ разработали какую-то новую компьютерную программу.
— Они же вроде бы считали меня мертвым.
— Я тоже так думал, но, похоже, теперь у них появились основания перевести вас в разряд живых. — Директор неспешно закурил. — Вы ведь стреляли Ахмеду Хусейну не в лицо?
Делярош медленно покачал головой и постучал пальцем в грудь. На протяжении многих лет он убивал своих жертв почти исключительно тремя выстрелами в лицо. Это была его единственная профессиональная слабость. Наверно он делал это для того, чтобы враги знали о его существовании. У него было два увлечения — живопись и то, чем он зарабатывал. Картины Делярош никогда не подписывал по соображениям безопасности, а те, что продавал, продавал анонимно. Подпись же он ставил на тех, кого убивал.