С большого балкона церемониального зала открывается вид на Вашигнтон-Молл и реку Потомак. День выдался ясный и тихий, температура после недавних жутких холодов поднялась до вполне приемлемой отметки, так что после окончания официальной части присутствующие поспешили из душного, натопленного помещения на свежий воздух. Оба мемориала, Джорджа Вашингтона и Авраама Линкольна, купались в ярких солнечных лучах. Майкл стоял чуть в стороне от толпы, прихлебывая кофе их хрупкой фарфоровой чашечки и покуривая сигарету. И кофе, и сигарета служили ему защитой от желающих поболтать. Каждый разговор в столице подразумевал обязательный вопрос «А как ты?», а врать ему не хотелось.
Между гостями, как могло показаться, легко и беззаботно прохаживалась Элизабет. Выросшая в семье политика, она в совершенстве владела навыками любезной хозяйки, что в полной мере демонстрировала сейчас: поболтала с госсекретарем, перекинулась парой слов с двумя членами Конгресса и даже уделила внимание репортерам. Майкл завидовал жене и восхищался ею. Его учили совсем другому: двигаться бесшумно, оставаться незаметным, всегда быть настороже и готовым к неприятностям. На приемах он неизменно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Пробившись с извинениями через толпу, Майкл подошел к Элизабет.
— Мне пора, — сказал он, целуя ее в щеку.
— Когда вернешься?
— Постараюсь успеть на семичасовой рейс.
Кто-то из бывших коллег тронул Элизабет за руку, и она отвернулась. Отойдя на несколько шагов, Майкл остановился и посмотрел на жену, но Элизабет уже надела темные очки, и было непонятно, смотрит ли она ему вслед или целиком поглощена беседой. Таланта ей было не занимать. Майкл всегда думал, что из нее получился бы отличный шпион.
Майкл пересек Мемориал-бридж и ехал на север по парковой автостраде. Внизу катилась, пестря солнечными бликами, река. Голые ветви раскачивались от ветра. Ощущение было такое, словно едешь по залитому мигающим светом туннелю. В старые добрые времена, до продажи «ягуара», поездка из Джорджтауна в Лэнгли и обратный путь домой доставляли ему огромное удовольствие. Арендованный «форд-таурус» лишил его такой радости.
Майкл свернул к главному входу в ЦРУ, остановился перед облаченным в пуленепробиваемый жилет охранником, назвал свое имя и протянул водительские права — жетон пришлось сдать, покидая Управление. Охранник посмотрел в список, кивнул, вручил розовый пропуск — выбор цвета оставался для Майкла загадкой, — который следовало прикрепить под ветровое стекло, и проинструктировал, как проехать на гостевую стоянку.
Войдя в белый мраморный холл, он испытал чувство, схожее с тем, которое испытывает взрослый человек, вернувшийся в дом, где прошло его детство. Все как будто стало меньше, неопрятнее, тусклее. Майкл прошел по изображенной на полу печати ЦРУ, взглянул на статую Билла Донована — основателя предшественника Управления, Отдела стратегических служб — и стену со звездами в память о погибших при исполнении обязанностей офицерах.
Утренний дежурный, которому Майкл представился по полной форме, поднял трубку, набрал номер Картера и произнес несколько неразборчивых слов. Положив трубку, офицер смерил Майкла недоверчивым взглядом и показал на черную, с мягким сидением скамью. Через турникет прошмыгнули три совсем молоденьких девушки в джинсах и футболках. Новое ЦРУ: крестовый поход детей. Интересно, что бы подумал, увидев все это, Билл Донован? Майкл вдруг почувствовал себя стариком.
Десять минут спустя за линией баррикад появился непривычно улыбающийся Картер.
— Ну и ну, блудный сын вернулся, — произнес он, качая головой. — Пропустите его, Сэм. Парень он беспокойный, но по большому счету безвредный.
— Какого черта? Почему так долго? — возмутился Майкл.
— В последний момент позвонила Моника. Ей нужна аналитическая записка с оценкой ситуации в Северной Ирландии. К завтрашнему утру.
— Боже, Эдриан, да я же еще и за стол не сел.
— И не сразу сядешь. Всему свое время.
— Что?
— Сначала в отдел кадров.
В отделе кадров ему пришлось провести около трех часов и пройти через ритуальное испытание, которому подвергался каждый, вздумавший заново вступить в тайный мир. Он сообщил, что не намерен выдавать секреты иностранным государствам. Что не злоупотребляет алкоголем и не принимает наркотики. Что не имеет долгов, с которыми не в состоянии расплатиться. Что у него нет проблем в супружеской жизни — кроме тех, что появились из-за моего возвращения в Управление, мысленно добавил Майкл. После подписания всех необходимых документов его сфотографировали. Потом ему выдали удостоверение вместе с цепочкой, на которой его следовало носить. Потом прочитали нудную лекцию о том, что жетон не следует демонстрировать публично. Потом выписали компьютерный логин, чтобы он мог получать доступ к компьютерной базе данных.
За время его отсутствия контртеррористический центр успел переехать из ставших тесными кабинетов на шестом этаже старого здания в Южную Башню. Войдя в просторное помещение, разделенное на белые кабинки, Майкл как будто попал в отдел исковых заявлений крупной страховой компании. КТЦ появился на свет в годы президентства Рейгана с целью противодействия волне террористических атак против американских граждан и организаций за рубежом. В Лэнгли новый отдел называли «центром», потому что к работе в нем привлекли как аналитические, так и оперативные ресурсы ЦРУ. Затем в нем появились сотрудники других государственных ведомств: администрации по контролю за соблюдением законов о наркотиках, министерства юстиции, береговой охраны и федерального управления гражданской авиации. В работе КТЦ принимал активное участие даже старинный соперник ЦРУ, ФБР, что во времена отца Майкла было бы сочтено величайшей ересью.