Майкл обернулся.
— Ну вот, — хмыкнул Картер, — наконец-то я зацепил тебя за живое.
Моника Тайлер зарезервировала отдельный кабинет в «Пичолине» на Западной Шестьдесят четвертой улице, возле парка. Когда Майкл пришел в ресторан, Картер одиноко сидел в углу бара перед бокалом белого вина. На нем был синий двубортный костюм. Майкл явился в джинсах и черном блейзере. Обошлись без рукопожатий — мужчины молча поприветствовали друг друга, после чего Майкл отдал пальто девушке-гардеробщице и вместе с Картером проследовал за приветливо улыбающейся хостессой в зал.
Отдельный кабинет в «Пичолине» представляет собой винную комнату, темную и довольно прохладную, на высоких, от потолка до пола, дубовых стеллажах которой хранятся сотни бутылок. Моника сидела одна, окутанная мягким, приглушенным светом. Увидев входящих Майкла и Картера, она закрыла лежащую перед ней папку и сняла элегантные очки в золотой оправе.
— Майкл, как приятно вас видеть. — Не поднимаясь, она протянула правую руку, причем, под таким странным углом, что Майкл на мгновение замешкался, не зная, чего от него ждут.
Именно Моника Тайлер подтолкнула Майкла к отставке, когда приказала провести внутреннее расследование его действий в случае с самолетом «Трансатлантик». Тогда она лишь исполняла обязанности директора, но через шесть месяцев президент Бекуит представил ее кандидатуру на должность директора ЦРУ. У Бекуита шел второй срок, а самым главным для каждого президента на этой стадии является закрепление своего места в истории. Он рассчитывал, что назначение на столь важный пост женщины поможет достижению намеченной цели. Новички приходили в Управление и раньше, думал Майкл, надеясь, что оно переживет и Монику Тайлер.
Директор, не заглядывая в карту вин, заказала бутылку «пуи-фуссе». Этим кабинетом она пользовалась для важных встреч и раньше, когда работала на Уолл-стрите. Заверив Майкла, что разговор носит исключительно частный характер, Моника рассказала пару забавных историй, в которых фигурировали вашингтонские политики. Потом Картер поделился с бывшим коллегой последними сплетнями из жизни Управления. Решая, что заказать, Майкл думал, что эти двое ведут, как взрослые в присутствии ребенка — он уже не был членом тайного братства, а следовательно, и не заслуживал полного доверия.
Внезапно Моника сменила тему.
— Эдриан сказал, что так и не смог убедить вас вернуться в Управление. Поэтому я здесь. Эдриан хочет заполучить вас, а я хочу помочь Эдриану заполучить то, что он хочет.
Эдриан хочет заполучить вас. А как же ты, Моника? Чего хочешь ты?
Она повернулась и пристально, не мигая, уставилась на него. На каком-то этапе своего восхождения Моника научилась использовать взгляд как оружие. Глаза у нее были влажные и голубые и обладали способностью мгновенно меняться вместе с настроением. Когда собеседник вызывал у нее интерес, они становились почти прозрачными и, казалось, испускали всепроницающие целительные лучи. Когда ее что-то раздражало — или, еще хуже, утомляло, — зрачки замерзали, словно покрываясь светопоглощающей пленкой. Если же она злилась, глаза вспыхивали, как прожектора, отыскивающие в обороне противника уязвимое место.
Она пришла в Лэнгли, не имея за спиной абсолютно никакого опыта работы в спецслужбах, но Майкл, как и все остальные в штаб-квартире ЦРУ, быстро понял, что недооценивать ее опасно. Моника поразительно много читала, обладала могучим интеллектом и исключительной памятью. К тому же она умела лгать, не испытывая при этом никаких проблем с совестью. В непростых обстоятельствах новый директор разбиралась с ловкостью опытного оперативника. Ритуалы секретности шли ей так же, как приталенный костюм от Шанель.
— Откровенно говоря, я понимаю, почему вы предпочли уйти, — сказала она, подаваясь вперед и глядя в глаза Майклу. — Вы рассердились на меня из-за того, что я временно отстранила вас от дел. Но приказ отменен, и никаких записей в вашем личном деле уже нет.
— Ждете благодарности, Моника?
— Жду, что вы отнесетесь к этому, как профессионал.
Моника замолчала — подали первое блюдо. Она отодвинула тарелку с салатом, сигнализируя, что закончила с ним. Картер, опустив голову, занимался жареным на гриле осьминогом.
— Я ушел, потому что вы и Управление подвели меня.
— В спецслужбах действуют определенные правила, и офицеры и агенты обязаны им подчиняться. Не мне объяснять вам такие простые вещи. Вы выросли в Управлении. И знали, на что идете, когда поступали на службу.
— Что за работа?
— Давно бы так.
— Я еще не дал согласия, — быстро сказал Майкл. — Но готов выслушать ваше предложение.
— Президент распорядился создать специальную оперативную группу по североирландским террористам.
— С какой стати мне заниматься Северной Ирландией? Ольстер — британская проблема, пусть британцы ей и занимаются. Мы всего лишь наблюдатели.
— Мы не собираемся вызывать тебя из отставки, чтобы засылать в ряды Бригады Освобождения Ольстера, — сказал Картер.
— Именно этим я и занимаюсь.
— Нет, Майкл, этим ты занимался раньше, — заметила Моника.
— Тогда объясните мне, что произошло. Откуда вдруг у ЦРУ такой интерес к Северной Ирландии? Ольстер никогда не значился в списке приоритетов Лэнгли.
— Президент считает подписание мирного соглашения одним из самых значимых успехов внешней политики своей администрации. Он также понимает, как, впрочем, и мы, что все договоренности могут рассыпаться в любую минуту. От Управления Бекуит ждет информации и оценки ситуации. Ему нужно знать, когда следует вмешаться и оказать давление, а когда можно сидеть и не ничего не делать. Ему нужно знать, когда выступить с публичным заявлением, а когда лучше помалкивать.